Энигматист [Дело о Божьей Матери] - Артур Крупенин

Прикрываясь от стрел и копий только одним щитом, он кинулся в самую гущу боя и вместе с рядовыми легионерами принялся отчаянно рубить сухожилия гигантских животных. Я держался рядом, но затем в горячке сражения потерял Юлиана из виду. Воодушевленные присутствием императора солдаты вскорости обратили неприятеля в бегство, и я снова отыскал Августа глазами. Издавая боевой клич, он обрушивал безжалостно разящий меч на спины убегающих варваров.

Вдруг император резко выпрямился в седле и оглянулся, будто ища кого-то в толпе сражающихся. Кого? Уж не меня ли? Я подстегнул коня и в одно мгновение оказался рядом. То, что я в ту минуту увидел, будет вечно стоять у меня перед глазами.

Сбросив бесполезный щит, Юлиан тщетно пытался вырвать короткое кавалерийское копье, глубоко засевшее в его окровавленном боку. Несмотря на все усилия, копье не поддавалось. Наконечник был так остро отточен, что перерезал сухожилия на железных пальцах императора. Устремив на меня затуманенный взгляд, Август без чувств рухнул с коня на иссохшую, потрескавшуюся от зноя землю…

…Мы на руках вносим раненого императора в его палатку, своим убранством совсем не отличающуюся от тех, что служат укрытием простым солдатам, за исключением горы рукописей и прочих бумаг, заваливших стол.

Юлиан приходит в себя. Кажется, он единственный из всех не потерял присутствия духа иуспокаивает плачущего Мардония.

Придворный врач Орибазий осторожно рассекает ножом одежду, дабы осмотреть рану. Я выхватываю меч и в один миг помогаю ему завершить дело. С трудом вытянув плотно засевшее в августейшем теле копье, мы обнаруживаем, что оно пробило Юлиану печень, будто инструмент какого-то преисполненного жестокости небесного гаруспика, решившего погадать не абы на чем, а на плоти самого императора, даже не дожидаясь его последнего вздоха.

Рыдания Мардония усиливаются. Мои глаза тоже застилают слезы. Все присутствующие — видавшие виды ветераны, и врачу не нужно им объяснять, что означает подобная рана.

Юлиан обводит взглядом столпившихся вокруг его ложа людей. В его взоре нет ни страха, ни отчаяния.

Отослав всех под предлогом охватившей его слабости, Юлиан приказывает мне остаться и, сохраняя хладнокровие, диктует последние распоряжения, о которых я расскажу позже.

Закончив, он тяжело откидывается на подушку и, взяв меня за руку, неожиданно вспоминает затерявшийся в далеком прошлом день, когда, еще будучи совсем ребенком, вместе с Мардонием и двумя телохранителями-нубийцами отправился на невольничий рынок в самом центре Никомидии.

— Я был очень одинок тогда и в детской простоте мечтал купить себе не раба, но друга.

— Смею надеяться, ты не сильно разочарован той дурацкой покупкой? — спрашиваю я, повернувшись боком, чтобы Август не заметил недостойных воина слез, сами собой наворачивающихся на глаза.

— Напротив, — превозмогая нестерпимую боль, с улыбкой отвечает император. — Ты — лучшее, на что когда-либо были истрачены деньги из римской казны.

Он просит подать ему воды, делает пару жадных глотков, отворачивается лицом к пологу и мирно засыпает.

Помня о том, что, по римским представлениям, усопший император тут же становится богом, я во все глаза смотрю на Юлиана, дабы не пропустить волшебную трансформацию. К полуночи я с ужасом понимаю, что он перестал дышать, тихо и незаметно отойдя в глубоком сне. Клянусь небом, все это время я почти не мигал и не мог прозевать момент преображения Августа в бога!

«Может быть, Юлиан всегда был небожителем?» — пронзает мой мозг запоздалая догадка…

Глава XLII

Автомобиль на огромной скорости мчался в противоположную от комиссариата сторону.

— Но разве вы не должны были доставить меня к Брулье? — ничего не понимая, пролепетал Глеб.

— Я сам знаю, кому и что я должен, — мрачно глядя на дорогу, процедил Звельо и еще сильнее вдавил ствол «беретты» Глебу в ребра. Несколькими ловкими движениями инспектор обыскал пленника и вытащил из нагрудного кармана мобильный. Опустив стекло, Звельо с силой запустил телефоном в проносящуюся мимо кирпичную стену. Затем хлопнул по плечу человека на переднем сиденье. Тот без слов протянул инспектору какую-то скомканную тряпку. Звельо так же молча развернул ее и нахлобучил Глебу на голову. В груди у того все разом похолодело. Наступила полная темнота.

— Неужели это все из-за картины?

— Не совсем так, синьор. — Судя по голосу, Звельо улыбался.

— Тогда из-за чего?

— Из-за самой ценной картины в мире!

— А вы уверены, что она действительно существует?

— Не важно. Я знаю только одно: теперь мне уж точно не придется всю оставшуюся жизнь бегать за уголовниками.

Инспектор снова рявкнул на водителя, чтобы вел быстрее, и еще больнее вдавил пистолет пленнику в ребра. До Глеба наконец дошло, что назад из этой поездки он, скорее всего, не вернется.

Чья-то рука грубо сдернула колпак с его головы. Сощурившись от яркого света, Глеб обвел взглядом большую комнату с черным полом и белыми стенами. Посредине, устроившись в кресле на колесиках, сидел курчавый человек лет шестидесяти пяти. Легонько оттолкнувшись носками ботинок от каменного пола, он подкатился поближе к Глебу.

— Инспектор Звельо говорит, что благодаря какому-то загадочному дару вы знаете, кто я, хотя мы с вами ни разу не встречались. Это правда?

— Предполагаю, что имею честь предстать перед самим Понтификом, — хмуро ответил Глеб, высмотрев выглядывающую из-под рукава футболки татуировку в виде вписанной в круг пятиконечной звезды — печально знаменитый символ «Красных бригад».

— Так, значит, это не россказни? — с интересом разглядывая Стольцева, спросил человек в кресле.

Глеб не пожелал тратить время и силы на объяснения, сосредоточившись лишь на одной мысли: «Как выйти отсюда живым?»

Раскрылась дверь, и в комнату вошли еще три человека. Одним из них оказался Звельо. По сигналу Понтифика он вытащил пистолет и встал у Глеба за спиной.

— Только без глупостей!

Остальные двое подошли к стоящему в углу комнаты сооружению под матерчатым покрывалом. На обоих были медицинские халаты, перчатки, бахилы и даже шапочки. Один был двухметровым гигантом, другой на его фоне смотрелся коротышкой.

— Говорят, вы не только экстрасенс, но еще и ученый? — поинтересовался верховный двенадцатибожник. — Тогда вам точно стоит это увидеть.